Библейские мотивы в творчестве М.Ю. Лермонтова

Страница: 19/24

Верующие видят в Лермонтове духовного поэта и выделяют в его многогранном творчестве такие религиозно-духовные вершины, как “По небу полуночи Ангел летел .”; и две "Молитвы" (1837 и 1839 годов), другие поэтические шедевры, свидетельствующие о высокой и светлой вере Лермонтова, о сердечной связи его с космосом, частью которого он ощущал планету Земля, запечатлев её "в сиянье голубом".

Интересен и ещё один факт, касающийся истории, или, точнее, судьбы стихотворения - молитвы "В минуту жизни трудную ."

Как известно, между императором Николаем I, правившим в то время, и его супругой уже давно вёлся спор о литературном значении Лермонтова. Особенно он обострился после выхода в свет романа "Герой нашего времени". Оба они следили за творчеством Лермонтова, но каждый в силу своих интересов и взглядов.

Царицу чрезвычайно взволновала дуэль Лермонтова с Барантом. Из отдельных беглых строк и фраз, дошедших до нас, не видно, на чьей стороне было сочувствие императрицы - семейства Барантов или Лермонтова. Но в эти же дни она заносит в маленькую записную книжку строки из стихотворения Лермонтова. Они служат как бы эпиграфом к страничке , начатой 12-21 марта (1840г.) и посвященной каким-то интимным переживаниям Александры Федоровны. Вот текст этой странички:

В минуту жизни трудную

Теснится в сердце грусть.

Ум за разум

я и он < по франц.>

Пятница 21 марта

Доводы сердца не всегда разумны < по франц.>

Я в постоянном размышлении о том,

что вы значите для меня < по франц.>

28 апреля (1840г.)

Не случайно выписаны императрицей строки из "Молитвы". Она опять возвращается к этому стихотворению летом 1840 года, когда лечится в Элесе. Строки Лермонтова подходят к её настроению, подавленному из-за болезни, разлуки с семьей и свежей утраты - смерти отца, прусского короля Фридриха-Вильгельма III.

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть, -

записывает она 23 июля [21,253].

Религиозная императрица видела залог спасения от "сатанинских" искушений автора "Демона" и "Героя нашего времени" в таких произведениях, как "Молитва". Доказательством этого служит выход в свет романса "Молитва" в феврале 1841 г., музыку к нему написал придворный композитор Ф. Толстой. Этот случай не был единичным. Более 40 композиторов положили эти стихи на музыку, в том числе А.С. Даргомыжский, А.Г. Рубинштейн, М.И. Глинка, М.П. Мусоргский, Ф. Лист и другие. "Молитва" вошла также и в народный песенный репертуар.

Трудно лучше изобразить то радостное умиление, ту свободу от тягот земных, которые даруются человеку в молитвенном богообщении. И не прав ли был Жуковский, когда в своей поэме об Агасфере писал:

< . > поэзия - земная

Сестра небесныя молитвы, голос

Создателя, из глубины созданья

К нам исходящий чистым отголоском

В гармонии восторженного слова! [43,5].

Сам Лермонтов только три своих стихотворения назвал "Молитвами" ("Юнкерская молитва" не в счет, так как это просто пародия).

Но многие исследователи его творчества, особенно дореволюционной поры, определяют как молитвы ещё некоторые его стихотворения, количество которых варьируется.

Так, в январе 1831 г. Лермонтов заключает свои "Редеют бледные туманы" желанием:

Чтобы бытия земного звуки

Не замешались в песнь мою . [1,I,171].

Яснее это слышно в "Ангеле" того же года:

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли [1,I,171].

Это прежде всего вехи лермонтовского самопознания, напряженного, неустанного. Настоящую его цель писатель объяснит позже, в "Герое нашего времени": "Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие Божие" [1,V,185].

Не выводы рассудка стали главным итогом такой духовной работы. Самопознание раскрывало "человека внутреннего", просветляло взор. В эти мгновения, превыше всего ценимые Лермонтовым, освобожденный от чувственных томлений, мятежных желаний, от шума и диссонансов внешней жизни "человек внутренний" обретает покой и способность к высшим созерцаниям, как в строках стихотворения “Когда волнуется желтеющая нива”:

Тогда смиряется души моей тревога

Тогда расходятся морщины на челе,

И счастье ч могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу бога . [1,II,24].

Ему становится доступна и близка святыня,на которой надолго задерживается его задумчивый, умиленный взгляд:

Заботой тайною хранима

Перед иконой золотой

Стоишь ты, ветвь Ерусалима,

Святыни верный часовой!

Прозрачный сумрак, луч лампады,

Реферат опубликован: 16/10/2007