Западное влияние и церковный раскол в России

Страница: 4/6

Он родился в 1605 г. в крестьянской среде, при помощи своей грамотности стал сельским священником, но по обстоя­тельствам жизни рано вступил в монашество, закалил себя суро­вым образом жизни в северных монастырях и способностью сильно влиять на людей приобрел неограниченное доверие царя, доволь­но быстро достиг сана митрополита новгородского и, наконец, в 47 лет стал всероссийским патриархом. Из русских людей XVII в. Никон был самым крупным и своеобразным деятелем. В спокой­ное время в ежедневном обиходе он был тяжел, капризен, вспыльчив и властолюбив, больше всего самолюбив. Но это едва ли были его настоящие, коренные свойства. Он умел производить громадное нравственное впечатление, а самолюбивые люди на это неспособны. За ожесточение в борьбе его считали злым; но его тяготила всякая вражда, и он легко прощал врагам, если заме­чал в них желание пойти ему навстречу. С упрямыми врагами Ни­кон был жесток. Но он забывал все при виде людских слез и страданий; благотворительность, помощь слабому или больному ближнему была для него не столько долгом пастырского служе­ния, сколько безотчетным влечением доброй природы. По своим умственным и нравственным силам он был большой делец, желав­ший и способный делать большие дела, но только большие. Что умели делать все, то он делал хуже всех; но он хотел и умел делать то, за что не умел взяться никто, все равно, доброе ли то было дело или дурное. Его поведение в 1650 г. с новгородс­кими бунтовщиками, которым он дал себя избить, чтобы их обра­зумить, потом во время московского мора 1654 г., когда он в отсутствие царя вырвал из заразы его семью, обнаруживает в нем редкую отвагу и самообладание; но он легко терялся и вы­ходил из себя из-за житейской мелочи, ежедневного вздора: ми­нутное впечатление разрасталось в целое настроение. В самые трудные минуты, им же себе созданные и требовавшие полной ра­боты мысли, он занимался пустяками и готов был из-за пустяков поднять большое шумное дело. Осужденный и сосланный в Фера­понтов монастырь, он получал от царя гостинцы, и, когда один раз царь прислал ему много хорошей рыбы, Никон обиделся и от­ветил упреком, почему не прислали овощей, винограда, яблок. В добром настроении он был находчив, остроумен, но, обиженный и раздраженный, терял всякий такт и причуды озлобленного вооб­ражения принимал за действительность, В заточении он принялся лечить больных, но не утерпел, чтобы не кольнуть царя своими целительными чудесами, послал ему список излеченных, а царс­кому посланцу сказал, что отнято у него патриаршество зато дана "чаша лекарственная: "лечи болящих". Никон принадлежал к числу людей, которые спокойно переносят страшные боли, но охают и приходят в отчаяние от булавочного укола. У него была слабость, которой страдают нередко сильные, но мало выдержан­ные люди: он скучал покоем, не умел терпеливо выжидать; ему постоянно нужна была тревога, увлечение смелой ли мыслью или широким предприятием, даже просто хотя бы ссорой с человеком. Это словно парус, который только в буре бывает самим собой, а в затишье треплется на мачте бесполезной тряпкой.

Внешние бедствия, постигшие Русь и Византию, уединили русскую церковь, ослабив ее духовное общение с церквями пра­вославного Востока. Это помутило в русском церковном обществе мысль о вселенской церкви, подставив под нее мысль о церкви русской, как единственной православной, заменившей собой цер­ковь вселенскую. Тогда авторитет вселенского христианского сознания был подменен авторитетом местной национальной цер­ковной старины. Замкнутая жизнь содействовала накоплению в русской церковной практике местных особенностей, а преувели­ченная оценка местной церковной старины сообщила этим особен­ностям значение неприкосновенной святыни. Житейские соблазны и религиозные опасности, принесенные западным влиянием, нас­торожили внимание русского церковного общества, а в его руко­водителях пробудили потребность собираться с силами для предстоящей борьбы, осмотреться и прибраться, подкрепиться содействием других православных обществ, а для этого теснее сойтись с ними. Так в лучших русских умах около середины XVII в. оживилась замиравшая мысль о вселенской церкви, обнаружи­вавшаяся у патриарха Никона нетерпеливой и порывистой дея­тельностью, направленной к обрядовому сближению русской церк­ви с восточными церквями. Как сама эта идея, так и обстоя­тельства ее пробуждения и особенно способы ее осуществления вызвали в русском церковном обществе страшную тревогу. Мысль о вселенской церкви выводила это общество из его спокойного религиозного самодовольства, из национально-церковного самом­нения. Порывистое и раздраженное гонение привычных обрядов оскорбляло национальное самолюбие, не давало встревоженной совести одуматься и переломить свои привычки и предрассудки, а наблюдение, что латинское влияние дало первый толчок этим преобразовательным порывам, наполнило умы паническим ужасом при догадке, что этой ломкой родной старины двигает скрытая злая рука из Рима.

Реферат опубликован: 1/06/2007