Страница: 3/10
В “завете”, обращенном к “юному поэту”: “Никому не сочувствуй, сам же себя полюби беспредельно”,- читается не только последовательная эгоцентричность, не только противопоставление себя миру, но и требование внимания к человеческому духу, к внутренней жизни, интересам и желаниям человека.
За внешним стремлением эпатировать публику, поразить ее экзотичностью не то чтобы образов, а больше строк и выражений рисовать другое- неприятие мира унылого бытия, мещанского благополучия, вялого либерализма. Поэту мог видится в этом протест против условий жизни, гнетущих человека, душащих и уродующих его, против всевластных норм мещанского комфорта и жизненного благополучия.
Разумеется, здесь вполне реальная опасность. Опасность эстетизации, превращения дерзостных вызовов общественному мнению в комфортный элемент этого же общественного мнения, когда подобные “вызовы” становились привычными для буржуазных нравов и воззрений. История русского декаданса, когда лет через десять-пятнадцать после возникновения явно обнаружилась и его творческая бесперспективность и то, что он в высшей степени устраивает то самое общество, субъективным протестом против которого он был в определенной степени рожден, четко это подтверждает. Правда, понимания этого у юноши Брюсова еще, естественно, не было.
Есть еще одна характерная грань в юношеских стихах Брюсова. Составляя уже зрелым поэтом свой сборник “Юношеское”, который в свое время не увидел света, потому что у его автора не хватило денег на издание, Брюсов открыл его быстро ставшим популярным “Сонетом к форме”:
Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка.
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе.
Так образы изменчивых фантазий,
Бегущие, как на небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершенной фразе.
Слова об “отточенной и завершенной фразе” стали для Брюсова своего рода credo его литературной деятельности. Уже в юношеских стихах видно стремление к почти математической выверенности стихотворных строк, стремление использовать все известные размеры и системы просодии. Он пытается даже, взяв в качестве образца опыты древнеримских лириков, создавать однострочные стихотворения. Таково знаменитое “О, закрой свои бледные ноги”. В брюсовских тетрадях тех лет можно найти еще примеры подобных стихов. Он с полной серьезностью относился к этим попыткам, оправдывая их не только историческим опытом, но и тем, что “идеалом для поэта должен быть один такой стих, который сказал бы душе читателя все то, что хотел сказать ему поэт .”. Брюсов пробует писать стихи в духе японского и китайского стихосложения, активно разрабатывает новые примы версификации, пытается применить в русском стихе то новое, что вводили во Франции Бодлер, Верлен и Малларме.
В первых сборниках Брюсова ясно слышны отзвуки многих французских поэтов второй половины XIX века. В них звучат демонические темы Бодлера, напевные медитации Верлена, вызывающая раскованность Рембо. Многое было взято Брюсовым и из их эстетических программ. Свою зависимость от французских символистов Брюсов не скрывал. Эти воздействия совмещаются с влиянием Г.Гейне, сказывающимися в иронических интонациях, эмоциональности, подчеркнутом протесте против ханжества.
Брюсов довольно быстро почувствовал ограниченность своих первых поэтических шагов. “Нет! не читай этих вымыслов диких”,- обращается он к читательнице своей первой книги. Потом повторяет: ”Мои прозрения были дики”. В “Me eum esse” у него возникает тема одиночества, горькое ощущение отсутствия контакта с окружающими.
Хотя он по-прежнему провозглашает:
Я не знаю других обязательств,
Кроме действенной веры в себя,-
но все чаще начинает говорить о невозможности человеческой духовной близости из-за характера жизненных условий. “В безжизненном мире живу”,- замечает он в одном из стихотворений. Эта тема безжизненного мира начинает развиваться все полнее и полнее. Его лирический герой- все чаще прохожий, одинокий путник, никому и ничему не нужный человек. Слова “бродить”, “брести” становятся одними из самых любимых.
Реферат опубликован: 27/12/2006