Страница: 10/12
“Средневековая масса представляла, можно сказать, идеальную толпу. Лишенная всякой оригинальности и всякой устойчивости, до последней возможной степени подавленная однообразием впечатлений и скудостью личной жизни, она находилась как бы в хроническом состоянии ожидания героя. Чуть только мелькнет какой-нибудь особенный, выдающийся образ на постоянно сером, томительно ровном фоне ее жизни — и это уже герой, и толпа идет за ним, готовая, однако, свернуть с половины дороги, чтобы идти за новым, бросившимся в глаза образом.”
Завершая свою работу Михайловский, как бы делая вывод говорит о качествах которыми должен обладать лидер «герой»: “Кто хочет властвовать над людьми, заставить их подражать или повиноваться, тот должен поступать, как поступает магнетизер, делающий гипнотический опыт. Он должен произвести моментально столь сильное впечатление на людей, чтобы оно ими овладело всецело и, следовательно, на время задавило все остальные ощущения и впечатления, чем и достигается односторонняя концентрация сознания; или же он должен поставить этих людей в условия постоянных однообразных впечатлений. И в том и в другом случае он может делать чуть не чудеса, заставляя плясать под свою дудку массу народа и вовсе не прибегая для этого к помощи грубой физической силы. Но бывают обстоятельства, когда этот эффект достигается в известной степени личными усилиями героя, и бывают другие обстоятельства, когда нет никакой надобности в таких личных усилиях и соответственных им умственных, нравственных или физических качествах. Тогда героем может быть всякий, что мы и видим в средние века.
Михайловский разбирая весь этот фактологический материал, укрепился во мнение, что нельзя смешивать симпатию, сочувствие с автоматическим подражанием как это делали Адам Смит и Герберт Спенсер, но при этом считал “нельзя не признать, что между симпатией и подражанием есть нечто общее. Это общее можно, пожалуй, выразить словами г-на Кандинского или цитируемого им Льюиса: «Стремление приходит в унисон с окружающими людьми». Но прийти на помощь человеку, которого бьют, и принять участие в его побиении — это две вещи разные. В первом случае человек приходит в унисон с жертвой, во втором — с палачами.”
“Но по мере того как разделение труда проводит все более и более глубокие демаркационные черты в обществе, стремление к унисону, оставаясь налицо, существенно изменяет свой характер и направление: вместо сочувствия получается подражание. Сочувствие убывает, а подражание прибывает до такой степени, что становятся возможны кровавые драки и глубокая взаимная ненависть между представителями различных отраслей разделенного общественного труда; становятся возможными такая замкнутость и отчужденность, что ремесленник для купца, рабочий для мастера, кузнец для сапожника и т. д. — есть как бы совсем другой породы существо, относительно которого позволительна всякая жестокость и неправда. Таким образом, хотя симпатия и подражание имеют в основании своем нечто общее, но совершенно разнятся по своему направлению. При этом подражание, будучи результатом однообразия впечатлений, наилучше питается общественным строем с резко разделенным трудом. В средние века этот эффект был особенно силен благодаря полному отсутствию в обществе элементов, так или иначе уравновешивающих невыгоды разделения труда.”
* * *
“В статье «Герои и толпа» была сделана попытка объединить все явления автоматического подражания, чрезвычайно многочисленные и разнообразные и имеющие место чуть не во всех областях жизни как органической, так и общественной. При этом оказалось, между прочим, что явление автоматического подражания и нравственной или психической заразы находится, по всей видимости, в самой тесной связи с явлениями повиновения, покорности. Эта попытка (очень беглая и уже потому неудовлетворительная, да вдобавок и не конченая) привести к одному знаменателю явления, столь разнообразные и во многих отношениях столь важные, остается до сих пор, к сожалению, вполне одинокой. Не только в русской литературе не было сказано за эти два года ни одного разъяснительного и вообще сколько-нибудь ценного слова по этому поводу, но и в Европе этот вопрос чрезвычайной важности, в сущности, очень мало подвинулся вперед к своему разрешению. Едва ли даже хоть сколько-нибудь подвинулся, потому что подвинуться он может только в том случае, если будет взят во всей своей многосложной обширности, а этого-то и нет.”[11]
Реферат опубликован: 25/12/2007