Страница: 4/21
Существенно более высокий уровень обожествления природы, окружающей среды мы обнаруживаем в японских мифах. Связано это не с примитивностью или не разработанностью концептуального мышления древних японцев. Обожествление природы и географии (ландшафта) японских островов, которое обнаруживается в мифах, отражает само отношение японцев к среде своего обитания, как к самоценности, их стремление обрести согласие с природой, суровой, скупой на щедрости, опасной стихийными бедствиями. [12]
При анализе произведений мы впервые обнаруживаем, что вся мифология, космогонические и прочие концептуальные структуры выступают не столько как философско-мировоззренческие, а сколько как культурно-мировоззренческие концепции. И в этом качестве она обнаруживают целый ряд особенностей, отличающих их от китайской и западной традиции. Прежде всего большая «эластичность» культуры. Духовно-эстетические нормы в ней характеризуются большей гибкостью, отсутствием четких и резких граней между полюсными понятиями и категориями – положительными и отрицательными, добром и злом, светлым и темным, красивым и уродливым, чистым и грязным, счастливым и несчастным, богатством и бедностью и тому подобное.
Позднее, с проникновением зарубежных культурно-религиозных систем, эластичность японского менталитета, его способность непредвзято и с прагматических позиций принимать принесенную идеологию, этику и эстетику получили особое развитие. Подобные учения, попадавшие на японскую почву из-за рубежа, сами вынуждены были адаптироваться к местным условиям для того, чтобы выжить и самоутвердится.
Родившиеся в Индии или Китае, и на протяжении многих и многих веков испытавшие свой расцвет и упадок, в Японию они попали приблизительно в одну короткую историческую эпоху, как бы спрессованные во времени. Это определило их синкретизм, ибо здесь они соединились с национальной религией и создали уникальную сублимированную форму японской культуры, сочетающую различные черты и принципы в синтетическом и диалектическом единстве.[13]
Готовность воспринимать внешнее культурное влияние было осознанным и целенаправленным. Оно не носило хаотического характера. Сформировавшийся на основе собственной культуры, социум в Японии был не только восприимчивым к внешнему влиянию, он был крепким и стойким сам по себе. Абсорбция внешней культуры шла по двум направлениям. Воспринималось то, что японскому социуму было функционально необходимо или полезно, ненужное отвергалось. Новое же оставалось чужеродным, оно перемалывалось жерновами собственной культуры и становилось в результате органично своим, национальным.[14]
По нашему мнению, японцы способны не только воспринимать чужое, но и доводить его до совершенства. Это качество культуры островной страны, которая в силу ограниченности своих ресурсов вынуждена ввозить «сырье» и, обработав его и придав насколько возможно совершенную форму и свойства, экспортирует его за рубеж уже в виде готовой продукции.
В зависимости от установки, Японию можно представить полностью ориентированной на универсальные культурные ценности или же, напротив, ревностно хранящей самобытные ценности национальной культуры. Обе точки зрения будут лишь частично соответствовать реальности.
Безусловно, за прошедшие сто с лишним лет Япония освоила разнообразные стороны нетрадиционной культуры во всех ее сферах (литература, кино, театр, архитектура, живопись и так далее). Так что в сознании значительного числа Японцев это и есть современная культура, а сложившееся в прошлом формы – явление маргинальное, почти пережиток, хотя реально большинство этих людей не откажется принять участие в традиционном празднике или в общественных или семейных ритуалах. На уровне стереотипов поведения, а во многом и на уровне подсознания, традиции остаются органичной частью жизни, ибо перестройка психических структур происходит существенно медленнее, чем сдвиги в социальной и экономической сферах.[15]
Проблема традиций прошлого и традиционализма как общественной ориентации строго встала после реставрации Мэйдзи в 1868 году, когда вестернизация всех сторон жизни привела к противостоянию национальной культуры и западной. Тогда и проявилась особенно остро та двойственность, о которой говорил Кэндзабуро Оэ. Он предложил понятие «двойственной Японии», позволяющее определить многие ее особенности, в том числе и сосуществование традиционных художественных форм как с массовой американизированной культурой, так и с высокими образцами европейской классики.
Как писал Андре Мальро, «культура – это определенное качество мира, полученное в наследство».[16] Можно сказать, что японцы умеют принять двойственность своей культуры именно как «определенное качество мира», где им уготовано жить.
Присущее японскому национальному сознанию стремление к гармонии (ва) было стремление к целостности, но не к целостности статичной, а имеющей тенденцию к движению и развитию. Отсюда принципиальная предрасположенность к «двойственности», ассимиляции всего, проникавшего извне. После второй мировой войны ассимиляционные возможности культуры уже не могли соответствовать количеству новых идей, хлынувших в страну. Началось активное формирование массовой американизированной культуры с ее сниженными критериями духовных ценностей.
Реферат опубликован: 12/12/2009